Кроме того, к вечеру в приемном покое обычной дежурнойбольницы собирается контингент специфический — алкоголики, поссорившиеся друг сдругом из-за бутылки, или просто лихие ребята с ножевыми ранениями. Всех везутв приемный покой и оказывают помощь в порядке очереди. Кто не дождался и отдалконцы — значит, не повезло…

— Разве ваш холецистит — это настоящая болезнь? —высокомерно вещала крупная толстая старуха с выпученными глазами, обращаясь кневысокой тетке, похожей на жабу. — Это не болезнь, это тьфу! Это одноудовольствие! Вот панкреатит…

— Вам бы такое удовольствие! — обиженно возражала«жаба». — Я вот сегодня поела капустки со свининкой, так думала — настенку полезу! Хорошо, я «скорую» заранее вызвала, еще когда готовила капустку…

— А вы не ешьте! — резонно заметила бледнаямолодая женщина с темными кругами под глазами.

Женщина прижимала к груди висящую плетью левую руку. Обедискутирующие особы взглянули на нее с пренебрежением, и «жаба» возмущеннопроговорила:

— Как это? Если хочется!

— «Не ешьте!» — передразнила молодую пучеглазаястаруха. — Одно только удовольствие — покушать да об жизни с людьмипоговорить, а ты и того нас хочешь лишить?

Она окинула молодую женщину презрительным взглядом иповернулась к «жабе»:

— Так вот, я говорю, это вам только так кажется, чтохолецистит — болезнь, потому что вы панкреатита не видели…

Леня оглядывался по сторонам, прикидывая, куда пристроитьсвою обременительную ношу. В это время старуха, гордящаяся своим панкреатитом,обратила на него внимание.

— Притащил! — громогласно проговорила она. —Думаешь, так тебя без очереди пропустят! Даже и не мечтай!

Она перевела взгляд на бесчувственное тело в Лениных руках излобно прошипела:

— У, вырядилась! Ничего, подождешь! Я вот уже три часасижу, а у меня, между прочим, не что-нибудь, а панкреатит!

Очередь больных прореагировала на появление нового человекавесьма равнодушно.

Леня увидел наконец свободный стул в самом темном углупомещения и усадил на него свою злополучную пассажирку, осторожно прислонив еек стене и повыше подняв воротник пальто. Убедившись, что покойница достаточноустойчива и не свалится со стула, он торопливо выскользнул из приемного покоя.

Едва за ним захлопнулась дверь, в приемном покое появилсярослый врач в мятом, заляпанном кровью халате.

— Больная Курочкина есть? — громогласноосведомился он, оглядев притихших старух.

— Я, я Курочкина! Олимпиада Самсоновна! — радостноотозвалась гордая обладательница панкреатита.

— Идемте, — махнул ей рукой доктор и скрылся задверью, ведущей во внутренние помещения больницы.

— Я ведь говорила! — Старуха засеменила за врачом,свысока взглянув на свою недавнюю собеседницу.

Маленькая, похожая на жабу тетка завистливо посмотрела ейвслед и обиженно пробубнила:

— Панкреатит у нее, так она себя лучше прочих считает!А другие как будто и не больные, а так себе, придуриваются!

На какое-то время в приемном покое установиласьотносительная тишина. Вдруг с улицы протиснулся небритый, грязный тип вужасающих лохмотьях. Проковыляв к дежурной сестре, которая неторопливозаполняла формуляр очередного больного, новый посетитель гнусавым, простуженнымголосом проговорил:

— Сестрица, мне бы лекарство! У тебя ведь лекарствоесть? А то я очень сильно больной!

— Какого еще тебе лекарства? — лениво огрызнуласьсестра. — Сейчас санитара позову, Василия Петровича, он тебе пропишетлекарство! Живо на улицу выкинет! Лекарство ему понадобилось! Убирайся-ка тылучше сам, пока по шее не схлопотал!

— Сразу по шее! — обиделся бомж. — Нет, чтобыпомощь оказать больному человеку! Я, может, четвертый год при смерти! У меня,может, выпадение памяти и провал сознания! Сестрица, у тебя ведь наверняка естьв аптечке настойка боярышника? Мне бы один пузыречек, мне боярышник очень отмоих болезней помогает!

— В аптеке боярышник купи, алкаш несчастный, а я тебетут не обязана подавать! Пошел прочь, пока санитара не позвала! Он у нас чистыйзверь, а вашего брата на дух не переносит!

Бомж с недоверием выслушивал угрозы и в то же время стрелялглазами по сторонам. Одиноко сидящая в углу женщина в дорогом кашемировомпальто привлекла его внимание.

Оставив в покое несговорчивую сестру, бомж подсел кперспективной даме и сделал вид, что задремал в тепле. Наблюдая сквозьприкрытые веки за намеченной жертвой, он с удивлением отметил, что тасовершенно не шевелится. Решив, что женщина заснула, бомж придвинулся к ней ещеближе и незаметно скользнул рукой в карман пальто.

Разочарованию его не было предела: ни в одном кармане спящейженщины не было денег, единственный улов незадачливого карманника состоял изновенького паспорта.

Что ж, паспорт, конечно, не деньги, но его тоже можнопродать, есть любители и на чужие документы.

По крайней мере на пузырек настойки боярышника ему за такойаккуратный документах точно дадут.

Бомж огляделся по сторонам, убедился, что его скромная особаникого не интересует и тихонько покинул приемный покой.

Прошло еще некоторое время, и невысокая, похожая на жабутетка заскучала, лишившись своей высокомерной собеседницы. Оглядевшись и ненайдя среди больных никого более достойного внимания, она решила поговорить ожизни с тихой женщиной в кашемировом пальто.

Подсев поближе к неразговорчивой незнакомке, «жаба» вежливопокашляла, стараясь привлечь к себе внимание. Тяжело, с показным сочувствиемвздохнув, она проговорила:

— Что-то супруг ваш не торопится.

Поскольку дама ничего не ответила и никак не прореагировалана проявление сострадания и женской солидарности, жаба поджала губы инедовольно заметила:

— Если некоторые чересчур гордые, тогда нужно в дорогуюбольницу ходить, которая для богатых! А ежели в одну больницу пришли, такнечего перед людьми так гордиться!

Дама и на это справедливое замечание ничего не возразила.

«Жаба», с одной стороны, несколько устыдилась своей излишнейрезкости, с другой — подумала что лучше не задевать незнакомку, а постаратьсянайти к ней соответствующий подход и вызвать на разговор, поскольку большепоговорить здесь все равно не с кем.

— И то взять, — с прежней задушевной,задумчиво-сочувственной интонацией произнесла разговорчивая тетка, — развеже от мужчины дождешься понимания? Все они черствые, бесчувственные,невнимательные, одно слово — козлы…

Дама в кашемире сидела очень тихо, и тетка продолжила сбольшим искренним чувством:

— Мой-то, пока еще жив был, придет с работы, полныйобед стрескает и уткнется в свой футбол… Я ему, бывало, говорю: "Коленька,ты бы хоть когда с женой поговорил! Хоть изредка! Тут столько всякогонакопилось, обсудить-то хочется.